Слабонервным и беременным не читать?
Как бы вы озаглавили этот короткий рассказ?
Белое кружевное платьице плавно развевалось по ветру. Солнечные блики путались в золотистых кудрявых локонах. Она. Такая воздушная. Как облако. Нет. Как стая облаков. Я провожал взглядом её лёгкий силуэт. Стоял и смотрел на нее. Казалось, она парила, словно ангел в небесах. Я парил вместе с ней. Так происходило всегда, когда мы встречались. Жаль, что она об этом не знала. Не замечала меня. Будто у неё были дела куда важней. Но я не возражал. Ждал.
Помню, как она сидела на старом деревянном подоконнике, свесив ноги. Из пышного туго связанного на затылке хвоста небрежно выбился тоненький нежный локон. Он заигрывал со мной. Аккуратно, осторожно. Я не мог отвести взгляд. Она, как и прежде парила, словно облако. Я парил рядом с ней.
Однажды она оставила мне послание в утреннем сквере на холодной росе. Плюшевый старый медведь. Такой же старый и никому не нужный, как я. Он смотрел на меня черными сколотыми пуговицами. Он ждал. И я ждал. С этой секунды мы ждали вместе.
Каждое утро из её окна пахло свежесваренным какао и карамелью. Так пахнет счастье. Я сидел на треногой одинокой скамье в парке. Каждое утро она проходила мимо. Мечтал прикоснуться к ее кружевному платью и золотистым локонам, но… Она. Такая воздушная. Недосягаемая. Я не решался. Смущался. Ждал. Она была не одна, но я не замечал ничего вокруг, когда видел ее.
Тем утром я слишком рано пришел к ее окнам. Не спал всю ночь. Во всем виновата назойливая муха. Она так мерзко жужжала в темноте, билась о стекло, бесконечно касаясь своими тоненькими лапками моего лица. Я не мог ее убить. Жалел. Я занавесил окно с мухой, запер дверь. Когда я проворачивал ключ в замочной скважине, она по-прежнему жужжала
В это утро из ее окна не пахло ничем. В руках я держал белое кружевное платьице и нежный золотистый локон.
Помню. Когда меня повели на допрос, я услышал знакомый женский голос за дверью, кажется этот голос варил ей какао с карамелью по утрам. Голос произнес, так печально и надрывно, что я было на мгновенье затосковал по прошлому. Голос настаивал:
— Товарищ майор, надеюсь, этот псих не выйдет на свободу.
Майор молчал.
А сводка новостей кричала: За жестокое изнасилование и убийство семилетнего ребенка подозреваемый направлен в психиатрическую клинику на принудительное лечение.
Белое кружевное платьице плавно развевалось по ветру. Солнечные блики путались в золотистых кудрявых локонах. Она. Такая воздушная. Как облако. Нет. Как стая облаков. Я провожал взглядом её лёгкий силуэт. Стоял и смотрел на нее. Казалось, она парила, словно ангел в небесах. Я парил вместе с ней. Так происходило всегда, когда мы встречались. Жаль, что она об этом не знала. Не замечала меня. Будто у неё были дела куда важней. Но я не возражал. Ждал.
Помню, как она сидела на старом деревянном подоконнике, свесив ноги. Из пышного туго связанного на затылке хвоста небрежно выбился тоненький нежный локон. Он заигрывал со мной. Аккуратно, осторожно. Я не мог отвести взгляд. Она, как и прежде парила, словно облако. Я парил рядом с ней.
Однажды она оставила мне послание в утреннем сквере на холодной росе. Плюшевый старый медведь. Такой же старый и никому не нужный, как я. Он смотрел на меня черными сколотыми пуговицами. Он ждал. И я ждал. С этой секунды мы ждали вместе.
Каждое утро из её окна пахло свежесваренным какао и карамелью. Так пахнет счастье. Я сидел на треногой одинокой скамье в парке. Каждое утро она проходила мимо. Мечтал прикоснуться к ее кружевному платью и золотистым локонам, но… Она. Такая воздушная. Недосягаемая. Я не решался. Смущался. Ждал. Она была не одна, но я не замечал ничего вокруг, когда видел ее.
Тем утром я слишком рано пришел к ее окнам. Не спал всю ночь. Во всем виновата назойливая муха. Она так мерзко жужжала в темноте, билась о стекло, бесконечно касаясь своими тоненькими лапками моего лица. Я не мог ее убить. Жалел. Я занавесил окно с мухой, запер дверь. Когда я проворачивал ключ в замочной скважине, она по-прежнему жужжала
В это утро из ее окна не пахло ничем. В руках я держал белое кружевное платьице и нежный золотистый локон.
Помню. Когда меня повели на допрос, я услышал знакомый женский голос за дверью, кажется этот голос варил ей какао с карамелью по утрам. Голос произнес, так печально и надрывно, что я было на мгновенье затосковал по прошлому. Голос настаивал:
— Товарищ майор, надеюсь, этот псих не выйдет на свободу.
Майор молчал.
А сводка новостей кричала: За жестокое изнасилование и убийство семилетнего ребенка подозреваемый направлен в психиатрическую клинику на принудительное лечение.